Капкан для Бешеной - Страница 81

Костю Гукасова и его напарника она засекла сразу, присела с краешку в седьмом ряду. Стараясь не вертеть головой очень уж откровенно, попыталась высмотреть майора, приблизительно прикинула, где он должен сидеть – с учетом занятой сыскарями позиции.

Погоны, бороды, гимнастерки… Ага!

Вот он, как две капли воды похожий на свою фотографию, полученную от Фрола. Гимнастерка дореволюционного образца, синие галифе с желтыми лампасами, сидит, покачивая начищенным сапогом, и в самом деле смахивает на орла-ротмистра, чьи погоны нацепил, – спина прямая, как палка, гордая посадка, слуга царю, отец солдатам… Коллега Волховича или нет? Что за игры тут крутят военные, и на кой им черт эта ряженая казачня? Чисто профессиональный интерес? Или какие-то хитрые подвязки?

Ясно было, что застрять здесь придется надолго: действо только началось, а краткостью шумковские шоу никогда и не отличались. От нечего делать она лениво разглядывала сцену.

Сцена была декорирована пихтовыми ветвями, аж тремя огромными бело-зелеными штандартами, а также портретом адмирала Колчака – поясным, но выше человеческого роста. Не подлежало сомнению, что неизвестный художник священнодействовал изо всех своих творческих сил, но муза в тот момент определенно порхала где-то в трагическом отдалении, и потому физиономия таежного адмирала вышла вовсе уж щучьей, а застывший взор (чего вряд ли хотели шумковцы) поневоле выдавал страшную тайну насчет патологического пристрастия к кокаину. Лучше всего получились погоны с черными адмиральскими орлами и два креста на шее и груди – впрочем, орленые пуговицы тоже были неплохи.

В серединке почетного президиума восседал, конечно же, сам доцент Шумков, сияя золотом погон и младенчески незамутненным взором. Слева и справа располагались осанистые сподвижники, числом семеро, среди коих каким-то образом затесалась совсем юная красоточка в гимнастерке. «А это уже что-то новое, – подумала Даша, – раньше он своих лялек в президиум не сажал – значит, полным и законченным вождем себя нынче чувствует…»

Очередной оратор – с физиономией лектора обкома КПСС – красочно живописал, как в царские времена сибиряки делали масла столько, что смазывали им тележные оси. Правда, судя по общим и туманным фразам, сам процесс приготовления масла он представлял себе крайне смутно, но упор делал не на этом, а на злокозненности масона Ломоносова, еще в екатерининские времена разработавшего программу сионистской колонизации Сибири. Насчет Михайлы Васильевича в связи с мировым сионизмом – это было что-то новенькое. Правда, сама идея совращения германскими масонами бесхитростного русского студента выглядела в изложении оратора чрезвычайно красочно и зловеще, изложенная с уверенностью очевидца. Хлопали ему завзято.

Потом на трибуну, путаясь ногами в длиннющей шашке, вылез невысокий колобок с роскошной бородищей, напомнивший Даше профессора Челленджера с виденной в детстве цветной иллюстрации. Представленный как доцент Буромецкий и «наш верный сторонник», колобок заговорил яро и темпераментнейше, глотая слова и помогая себе размашистыми жестами. Даша добросовестно попыталась вникнуть. Доцент вдохновенно излагал тезисы новой науки антропоэкософии, совершенно загадочной и непонятной, перемешивая это с апокалипсическими пророчествами об открывшейся над Шантарском космической дыре, из которой хлещет некая «моновиталистская энергия». Понемногу Даша даже начала понимать, в чем тут дело. Если отвлечься от мудреных терминов, очень похоже, изобретенных самим колобком, все сводилось к простой истине: ежели сибирское человечество будет и далее топить себя в лености и пороке, то вскоре же вымрет, а если возьмется за ум и засучит рукава, то, вполне возможно, еще и побарахтается. И даже, быть может, заткнет космическую дыру. Антропоэкософской пробкой.

Хлопали колобку вяло – видимо, не смогли проникнуться и осознать, устрашенные обилием заковыристых словечек. На сцену вылезла истеричная дамочка, вещавшая, что Тунгусский метеорит был на самом деле закодированным в виде лучистой энергии инопланетным посланием сибирякам, запрограммировавшим их на роль спасителей мировой цивилизации. На смену ей появилась другая дама, столь же истеричного облика, но эта принялась декламировать стихи, где «Сибирь» рифмовалась со «вширь» и даже «поверь».

Все это на нормального человека производило впечатление дурно поставленного концерта самодеятельности в тихом отделении шантарской психушки – и Даша вновь ощутила некий мучительный диссонанс. Концы не сходились. С одной стороны, шумковская компания напоминала скопище деревенских дурачков, с другой же… Кто-то давал им немалые денежки. Кто-то купил Шумкову квартиру в неплохом районе. Кто-то оставил в той квартире совершенно исправный автомат.

И кто-то, проявив незаурядное мастерство в разработке сложных операций, убил там прекрасного сыскаря Воловикова, ни за что не давшего бы поймать себя в примитивную ловушку… Категорически не сходились концы.

Она украдкой бросила взгляд на майора-ротмистра. Как и следовало ожидать, на лице его просматривалась плохо скрытая скука, чуть ли не брезгливость. Это была еще одна загадка, непонятная ниточка.

Очередная стихотворная ода (продекламированная на сей раз старичком с повадками трибуна) посвящалась героическому адмиралу Колчаку, а заодно клеймила позором окаянные красные орды, в кровопролитнейших сражениях истребившие цвет сибирского рыцарства. Со знанием истории у седенького трибуна обстояло не особенно хорошо. Дело даже не в том, что хваленый адмирал Колчак, в точности подражая большевикам, разогнал остатки Учредительного собрания, приютившегося было в его прихожей.