Капкан для Бешеной - Страница 54

Даша даже не улыбнулась в ответ на его откровенное ржанье. Спросила серьезно:

– Выходит, у губернатора все же был мотив?

– Ну, это как посмотреть. За что купил, за то и продаю. А выводы делайте сами. В одном вас готов заверить: все можно проверить. И перепроверить. Может, раскопаете еще что-то такое, чего и я не знаю. В конце концов, я кое-какие организационные вопросы обеспечивал, что греха таить, но с подсвечником не стоял, не обо всем осведомлен…

– Прекрасный мотив, – сказала Даша. – Я имею в виду тот, что был у вас.

– Что-о?!

– А вы подумайте, – невозмутимо продолжала она, лучась ангельской улыбкой. – Маргарита достала вашего патрона – до полного душевного раздрая и неконтролируемого бешенства. И он поручил своему верному оруженосцу, сиречь вам…

У Камышана был вид несправедливо обиженного ребенка, коему злые дяди вместо варенья подсунули ложку касторки. Даже челюсть отвисла. Прошло не менее полуминуты, прежде чем он смог пролепетать:

– Но я же вам сам рассказал…

– Ну и что? У Агаты Кристи в одном из романов убийца как раз и признавался в убийстве – чтобы отвести подозрения от собственной персоны…

– Дерьмо это, а не мотив! – взвился он. – Во-первых, с какой стати мне ради него идти на мокруху? Денег таких у него нет, а на будущих выборах его все равно, чует мое сердце, прокатят с треском, и в Москве ему местечко не светит… Чушь! А если во-вторых… да зачем мне тогда было светиться? Дал бы ей по голове на полпути, выкинул из машины – а потом уверял бы, что отвез домой, до порога проводил…

Откровенно говоря, в этом был резон. В обоих его утверждениях. С деньгами у губернатора не густо, а Камышан не такой дурак, чтобы светиться столь примитивно. И вряд ли губернатор мог иметь на него некий компромат, которым смог бы принудить, скорее уж обстояло наоборот…

– Да успокойтесь вы, – сказала Даша. – Я просто моделирую то, что в ваш адрес скажет прокурор… Прокуроры – тяжелый народ. Один, признаюсь по секрету, и меня в прошлом году посадить рвался. Еле отбилась изо всех своих девичьих слабых силенок. И красный дневник вам прокурор припомнит…

– Жгите меня, но вот тут я вам говорю чистую правду: подбросила какая-то сука.

– А отпечатки?

– Листал я его у Ритки…

– И что там было, на вырванных страницах?

– Я же не знаю, какие именно вырваны, – огрызнулся Камышан. – Но зуб даю: вырваны те листочки, где описаны разнузданные утехи с губернаторским участием… Были такие. Я на его месте себя чувствовал бы весьма неуютно, знай я точно, что есть дневник… Только этого ему и не хватало за пару месяцев до выборов… Так договорились мы с вами или нет? – спросил он вдруг. – Вы же говорили…

Ход его мыслей Даша просекала без труда: несомненно, решил, что некие силы уже открыли потаенную охоту за губернаторским скальпом, не дожидаясь предвыборной кампании. В этом свете легко объясняется его арест, обыск, наглое поведение ментов, ничуть несклонных стоять навытяжку перед управой… Ну и ладушки. Не стоит его разубеждать. Тем более что так и может оказаться. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что обаятельный супермен Галахов уже получил «добро» от неких влиятельных кругов – лицензию на отстрел, где прописью значится: «губернатор – один»… Этим и объясняется его разгульная бесшабашность, словно заранее знает, что призрак бродит по управе, призрак благополучно сдохших демократических реформ, и этот призрак уже нисколечко не опасен новым прагматикам, играющим второй этап по своим правилам…

Вот только не стоит забывать, что губернатор еще способен побарахтаться: никому не хочется на свалку истории, тем более, что найдется строптивый народ, который слишком многое теряет с уходом губернатора, и потому будет драться до конца из примитивного инстинкта самосохранения… Самая пора задавать ему вопросы о Жене Беклемишевой – но с этим, пожалуй, повременим…

– Считайте, договорились, – сказала Даша. – На свободу хотите или безопаснее будет у нас пару деньков погостить?

– А этих скотов, надеюсь, уберете?

– Уберу, – сказала Даша. – И сигареты будут, и приличную еду обеспечим, а там и через подписку о невыезде обретете свободу.

– Только учтите – есть ситуации, когда помимо письменных показаний совершенно необходим и тот, кто их дал…

– Да понимаю я, – сказала Даша. – Никто вас не собирается в камере вешать, успокойтесь. Мне вы нужны живехонький – как источник, я подозреваю, бесценной информации.

– Уж это верно, – сказал он. – Сущий кладезь. Вы же не думаете, что я душу распахнул и иссяк до донышка?

– Господь с вами, кладезь… – усмехнулась она. – Поработаем еще…

Когда Камышана увели и вернулся Паша, она молча протянула ему густо исписанные листки, закурила и уставилась в стену, на обтрепанный по краям плакат, способный растолковать и самому тупому, каким макаром разбирается пистолет Макарова. В голове неотвязно сидело ощущение некой неправильности. С одной стороны, все, что произошло с того момента, как она позвонила в квартиру Камышана, ничуть не блистало новизной, укладывалось в рамки и стереотипы, было вполне объяснимо с точки зрения милицейского опыта, политических игр под ковром и самого нашего времени, безумного и шалого. С другой же… Где-то, словно на детской загадочной картинке, таилась неправильность, и Даша не понимала, в чем она заключается.

Губернатору, конечно, кранты. В отличие от других регионов, где, бают, губернаторы отвоевали себе постоянное местечко у того невидимого общественности стола, где делят сладкий пирог, шантарский воевода, по совершенно точным сведениям, был признан не заслуживающим даже приставной табуреточки. Поскольку был слаб. Университетский говорун, заброшенный нахлынувшей волной демократии в высокое кресло, просто-напросто не сумел войти в теневую элиту. Поскольку не смог удержать в руках рычаги и вожжи, не сумел сопротивляться московским бонзам, довольно быстро записавшим в «объекты федеральной собственности» самые прибыльные шантарские предприятия. Вульгарно говоря, промотал все, что мог промотать. И малость поумневший электорат в лице своих наиболее зажиточных представителей поставил на краснобае крест.