Капкан для Бешеной - Страница 95

– Ладно, психолог, – сказала она, усмехнувшись. – Разлей коньяк. Что там Волхович, он-то как щетинится?

– Плевать мне, как он щетинится, – отмахнулся Роман. – Ежели по большому счету, ваши с ним дела меня не касаются. Ну зачем мне это надо? Конечно, если он вздумает тебе делать пакости, скажи. Найду способ утихомирить.

– Бог ты мой, какие мы влиятельные…

– Не в том дело. Кого-кого, а уж свою женщину я защитить обязан. Ты только не начинай опять, прекрасно понимаю, что ты в этом городе самая крутая… Но должно же быть что-то чисто человеческое?

– Ну, я, вообще-то, не уверена, будто я – твоя женщина, – сказала Даша. – А защищаться сама привыкла. – Из-за чего Волхович у тебя на крючке?

Даша молча смотрела на него и улыбалась.

– Вопрос снимается, как политически незрелый, – сказал Роман весело. – А я у тебя не на крючке?

– Гоняла бы я с тобой в таком случае коньяки…

Пистолет неприятно оттягивал карман халата. Даша сердито вынула его и сунула в секретер.

– Я-то думал, вроде бы под подушку полагается, ежели классически…

Она промолчала. Подумала, что сама себе противоречит: то считает его главной пружиной неведомого механизма, то пытается зациклиться на презумпции невиновности. Неужели только оттого, что готова стонать в его объятиях от неприкрытого звериного удовольствия? «Я не потеряла голову, – повторяла она, как заклинание, – я не потеряла голову, просто испытываю нечто, чего прежде не было, вот и весь сказ… Вот именно, не было. Я играю, да и он лицедействует, умом мы, скорее всего, понимаем все про другого, но присутствует еще что-то, и это загадочное нечто нельзя списать на изощренную игру: противоестественная тяга жертвы и охотника, ежесекундно меняющихся ролями, стремление выиграть… и тут же жажда наслаждения, не имеющая ничего общего со сложнейшей шахматной партией… может, мы оба такие уроды, что даже лицедействовать стремимся насквозь естественно? Неразрывно сплести охоту и удовольствие друг от друга? Что ж, в мире, где столько уродов, никого это не удивит ни капельки…»

Она машинально положила ногу на ногу, перехватила его взгляд и уселась, как школьница в классе.

– Интересно, ты краснеть умеешь? – спросил он тихо.

– Разучилась, – отрезала Даша. – Музыку поставим?

– Подожди, я сам. – Он вынул из кармана кассету. – Запись где-то уникальная – домашний концерт Риточки Монро, который в серию не пошел по причине несоответствия примитивным вкусам толпы… Вмажем?

Она налила себе доверху немаленькую рюмку, спасаясь от тягостных раздумий, ахнула, как воду. И тут же наполнила вновь, откинулась на спинку потертого кресла, слушая ленивый, богатый, хрипловато-сонный голос:

– Афиши старого спектакля
мы в речку выбросим, смеясь.
Вина не пролили ни капли,
но жизнь до капли пролилась.
Творим легенды невозбранно,
и непохожи оттого
герои вашего романа
на героиню моего…

Она прикрыла глаза – казалось, засасывает некая бездна. Она раздвоилась – на рыжую стерву, умевшую бить так, что хрустели кости, и беспомощную, испуганную девочку. И поразилась лицу Романа, слушавшего песню с небывалой сосредоточенностью, – у него был вид человека, тщетно пытавшегося вспомнить растаявший сон.

– Но в парадоксы мы одеты,
но сроду нет на нас креста,
и не хотим держать в секрете,
что жизнь запутанно проста.
И только небо, только звезды под ногами,
и все вопросы чуть жестоко решены,
и ей одной, лишь ей одной, Прекрасной Даме
все наши мудрые грехи посвящены…

– Как ты думаешь, кто ее убил? – спросила она.

– Кого? – Роман и в самом деле очнулся, как разбуженный. – А… Жизнь. У жизни есть свойство убивать… Дашенька, до того я устал от этой жизни… Что самое скверное, другой не хочется… «Ибо иго мое благо и бремя мое легко». Евангелие от Матфея. А вот интересно, могла бы ты войти в мою жизнь?

– Дорогой шлюхой? – усмехнулась она.

– Волком в стаю, Дашка.

– Настоящие волки из стаи в стаю не переходят. Так-то вот.

Они сидели, касаясь друг друга коленями, и Даша поразилась странной смеси жестокости и беспомощности, на миг исказившей его лицо. Впервые ей встретился человек, которого невозможно было понять до конца…

Через миг она оказалась в его объятиях. Первое время боролась – совсем не так, как следовало бы бороться обученной боевой собаке, чисто по-женски трепыхаясь. Что-то за всем за этим стояло, и объятия были не просто объятия, и в воздухе неощутимым электричеством витало что-то непонятное… потом сломалась, позволила опустить себя на диван, закинула руки за голову, подчиняясь его движениям, не шевельнулась, когда он длинным и прочным поясом от старого халата привязывал ее запястья к обшарпанному поручню дивана. Увидела совсем рядом его лицо, легонько попыталась освободиться. Запястья были привязаны бережно, так что боли не было, но освободиться не удалось бы.

– Настоящий столичный стиль кавалера из метрополии… – усмехнулась она, чувствуя, как голос временами пресекается.

– А не боишься, что я тебя убью? – спросил он вдруг.

– Нет…

– Потому что отец меня видел?

– Да нет, я про вообще… – Она улыбнулась и помотала головой, разметав волосы по плечам, она и в самом деле нисколечко не боялась, потому что обрела способность угадывать ходы наперед, по крайней мере в этой игре. – Не от твоей руки, милый, мне пасть суждено…

Роман вышел и тут же вернулся со своим узким шелковым шарфом. Наклонившись над ней, неторопливо завязал ей глаза, крепко поцеловал в губы.

– Свет погаси, – попросила Даша шепотом.