Капкан для Бешеной - Страница 34

Несмотря на то, что Женечка Беклемишева ангелочком отнюдь не была, ничего серьезного раскопать не удалось. А посему невозможно угадать, что могло толкнуть ее на сотрудничество с Воловиковым (если все же было сотрудничество), невозможно вычислить в ее окружении какого-то дьявольски расчетливого игрока, сумевшего подвести ее к той квартире (если ее все же крупно подставили и на курок нажимал кто-то другой). Тупик.

…После прошлогодних злоключений, в которых психиатрия играла не последнюю роль, к заведению на Королева Даша относилась с неким подсознательным отвращением, в чем ее упрекнуть человеку понимающему было бы трудновато. Когда машина въехала в вечно распахнутые ворота и неуклюже завертелась на узких дорожках меж унылыми корпусами, Даша ощутила совершенно детское желание повернуть назад, но, старательно выругав себя, постаралась забыть обо всем постороннем.

Буйное отделение ничуть не изменилось с прошлого года – одноэтажное деревянное строение, где почти все окна были заколочены снаружи толстыми досками. Первый вопль, тягучий, совершенно бессмысленный, ударил ей в уши, когда она выбралась из машины, тут же поскользнувшись на обледеневшем сером снегу. Досадливо поморщившись и загнав поглубже иррациональные страхи, дернула на себя разбухшую дверь, вошла в освещенную тусклой лампочкой комнату, где тут же наткнулась на могучую санитарку, в лице у которой было нечто неуловимо дебильное – насколько Даша помнила, иные бывшие пациенты здесь же и приживались на правах вольнонаемных. Дальше все прошло гладко – толстенная баба, совсем собравшись было рявкнуть что-то запрещающее, наткнулась взором на торопливо – самую чуточку торопливее, чем следует, – выхваченное Дашей из нагрудного кармана удостоверение. Преисполнилась. Осознала. Проводила в тупичок, заканчивавшийся одной-единственной дверью, каковую без особых деликатностей дернула на себя, просунула внутрь голову и отрапортовала:

– Сергей Степанович, тут к вам из ментовки…

Даша подняла бровь, потом, когда изнутри послышалось: «Пусть заходит», мимоходом взяла санитарку за массивную кисть, быстро, пока та не успела опомниться, повернула ее руку к свету, легонько задрала рукав. Удовлетворенно хмыкнула: на кисти была выколота бабочка в венке из колючей проволоки, судя по виду, наколка давняя.

– А если поискать, кабан с гитаристкой отыщутся? – спросила она вполголоса.

Медленно, даже лениво высвободив руку, санитарка вяло ухмыльнулась:

– Обшибки молодости, начальник…

Даша протиснулась мимо нее в крохотный кабинетик. На столе в стеклянной банке пускал пузыри дешевенький кипятильник, за столом сидел человек в белом халате, лет сорока – глаза, как водится, профессионально отзывчивые, хоть Христа с него лепи. Что хотите делайте, но психиатров она с прошлого года потаенно недолюбливала…

– Простите, мне говорили по телефону про майора Шевчука… – протянул он, жестом приглашая садиться.

– Это я, – сказала Даша. – Майоры бывают и женского рода, как врач-психиатр…

– Ох, простите… – Он принялся выдергивать заклинившийся в старой розетке штепсель кипятильника. – Или, может, чайку?

– Нет, спасибо, – сказала Даша.

Он, наконец, выдернул штепсель, принялся отодвигать банку, обжегся, зашипел сквозь зубы, смутился. Даша деликатно отвела глаза. Пожала плечами:

– Контингентик у вас…

– А, Фаина… Что вы хотите? Работа поганейшая, а зарплата – еще поганее, да и ту видим пару раз в год. Попробуйте тут навербовать альтруистов, отвечающих мировым стандартам…

– Да оно везде так… – понимающе вздохнула Даша ради скорейшего установления контакта.

Лично от него, правда, явственно попахивало туалетной водой «Фаренгейт», не числившейся среди дешевых, да и сигареты на столе лежали вполне заграничные. Ну, у него, быть может, тесть богат или бабуля оставила в наследство пригоршню империалов. Или, что вероятнее, щедроты Беклемишева мимоходом пролились на это унылое заведение, вернее, на конкретных его аборигенов.

– Простите, а по имени-отчеству…

– Дарья Андреевна. Как вас зовут, я уже слышала.

– Дарья Андреевна… – произнес он так, словно усматривал в данном сочетании потаенный синдром некоего отклонения. – Вы позволите?

– Да ничего, я сама курю.

– Итак, Беклемишева… Вы ведь из-за нее приехали? Вас интересует точный диагноз?

– А его уже поставили?

– Возможно, я вас разочарую, но в нашей системе не всегда следует ожидать быстрых результатов. Поставить диагноз, Дарья Андреевна, – дело порой архитрудное. И требует долгого наблюдения, исследования…

– Меня устроят и примитивные истины, – сказала Даша. – Больна ли она, насколько серьезно больна, что ее могло привести в нынешнее состояние и когда нынешнее состояние сменится более-менее удовлетворительным, позволившим бы ее допросить, пусть мягко… – Она усмехнулась. – Архимягко, если уж мы с вами осваиваем лексику вождя…

– Понятно. Больна, безусловно. Тяжело больна. Полное отсутствие контакта, ориентировка во времени и пространстве практически отсутствует… Иными словами, замкнута на себя. По-моему, совершенно не представляет, где находится, – но в то же время ничуть этим не тяготится.

– То есть – не буйствует? На стены, простите за вульгарные термины профана, не лезет?

– Да, вот именно. В этом отношении с ней, слава богу, никаких хлопот – не протестует, не пытается что-то сломать, наружу не рвется, фиксировать на коечке ни разу не пришлось. Разумеется, ей давали приличные дозы соответствующих лекарств, но одним фармакологическим воздействием этого не объяснить.